Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 1. В Нусекве
мутный клирик Доност,
мудрый отец Кегебесий,
ушлый брат Клиронос,
дошлый звонарь Носоклир,
хитрый певчий Фалопыс,
быстрый инок Попочмок,
умелый каноник Удовар,
чуткий гностик Сыроплав
храбрый попик Сортиродыроделий Асмонский,
и славный Лука Бедрищев, прославившийся своим псевдонимом и афоризмами, в числе которых был, к примеру, такой:
«Хорошая канарейка – певчая канарейка (Птица)!
Лука Клещ»
Он был известен, как неистовый собиратель книжной мудрости и настоящий мужчина, о чём было известно всем женщинам в округе.
Там, в архиве Сблызновской физгармонии Лука Бедрищев изучал памятники гноища народного, памятуя об их неподспудной ценности. Он столь долго и столь ревностно дышал архивной пылью, что занемог и умер от чахотки, не доведя до конца начатое дело.
(Физгармонией же называлось здание, до войны приспособленное под дом бойскаутов, во время войны взорванное то ли своими убегавшими войсками, то ли – наступавшими неприятельскими. Во время этого наступления санрепцев и отступления тевтонов было взорвано всё, что осталось после предшествовавшего наступления тевтонов и отступления санрепцев. Если бы весы удачи колебались чаще и ещё несколько раз наступали бы то те, то эти, от города вряд ли бы вообще что-нибудь осталось. Судьба была милостива к Сблызнову, да простится мне этот неуместный комментарий).
Впрочем, и двух волн оказалось достаточно для того, чтобы обратить его в кучу безымянных руин, по которым сновали неунывные пятнистые крысы. После войны, до вселения в новое здание, здесь царила городская управа, возглавляемая облупром ГБСС).
Изобилие болтливых и набожных священников вконец растлило население, которое не было готово принять новые догмы на веру и по ночам спасалось в лесах, принося привычные языческие дары своим осквернённым, но не покорившимся всей этой фигне богам. Однако, завидуя безделию попов, защищать такое государство поголовно отказалось, и вторгшиеся на территорию Сан Лаурентии монголы не только не встречали достойного отпора, но порой принимались восторженно, а порой и просто хлебом-солью. Своё государство всё равно было гораздо хуже монголов. Такая двойственность, впрочем, не мешала воспитанию подрастающего поколения в строгом патриотическом духе.
Но и у монголов здесь были свои обломы. Так было в битве при Козлище, где на широких просторах Варнакских лугов две ужасающие армии решили померяться силами. На битву от противной, и я бы даже сказал, омерзительной стороны, вышел лучший боец войска монголов сотник Сырбездыр, направляясь к пригорюнившемуся Ивашке Мотне, который наяривал над своим томагавком, готовясь к неминучей битве. Иван, хоть и «зашёлся от страху невиданного», но видимости не показал. Наоборот: расправил плечи широкие, повёл головой бедовой, да как гаркнет голосом громоподобным: «Ждал я тебя, Дырявый Сыр! Ах, ты, кус плешивого дерьма, ах ты малайская обезьяна с погнутым древком, ах ты лох монгольской, ах тычмо болотное, ах ты гниль подзаборная, питюк дутый, птичка дохлая, грязь целебная,…,…
…,…!!!!!!
Я тебя,…
…! … ты! Чмо!!!!! О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!!
И победил, во всяком случае, победил по докладу Складоевской летописи, в чью объективность мы привыкли верить.
Власть показала своё отношение к обывателям, и в момент беды истошные призывы княжеских клакеров проявить высокие патриотические чувства не нашли никакого отклика у порядком озлобленных небрежением и произволом колонов. В партизаны, воевать за такое государство никто не пошёл. При приближении монголов все разбежались и таились по лесным чащобам. Монголы, однако, оказались существами в высшей степени алчными и жестокими, их двухвековое правление сопровождалось беспрерывными грабежами и бесчинствами, к которым присоединялись бесчинства собственных, обалдевших от куража и безделья, князей. К тому же они полагали, что новая религия, дрессировавшая смердов в духе покорности всему высокопоставленному, им выгодна и, вопреки ожиданиям населения, попов поддерживали повсеместно. Когда же их освободили от всех налогов, и даже позволили присваивать землю вокруг монастырей, славяне огорчились. Население убавилось настолько, что когда последний в длинной династии Раскосолидов хан собрал дружину и подошёл к Нусекве, дабы взыскать давно не взысканные недоимки, на его пути встретилось только несколько бесплодных старух, один сумасшедший актёр-калик и орды крыс, безраздельно господствующих в ветшающих постройках. Удивился завоеватель нерадению местных воротил, и выговаривал им, что люд надо пестовать, а не изводить. Потом хан Чемумчиш обложил снова эти земли налогами и матом, назначил мытарей-баскаков из числа местных доносчиков, расставил редкие заставы по извилистым границам, но не рассчитал силы, надорвался в бесплодных походах и блужданиях по степи и скоро канул в историческую Лету.
К XVII сложилось основное родоплеменное расселение. На территории будущей империи жили вяличи, курвичи, кривичи, фаличи, гробичи, минетичи, и пархатичи на выселках и кое-где по балкам и болотам. Подушные списки давали цифру не менее сорока миллионов посконных душ, считая тех, кто заложил самого себя в ломбарде. По камышам от власти скрывалось ещё не менее десяти миллионов не пригодных к переписи и потому отпетых крамольников.
Да, человеческая история, как её не понукай, всегда имеет дело только с тем человеческим материалом, с каким имеет дело. Тут уж никуда не деться. Крутой этнический замес, произошедший на брегах довольно быстрой и извилистой реки Ж… повки, о которой местные историки спорят, выявляя, появилось ли это название от деревни Шиповки, расположенной на его брегах или от одной из частей человеческого тела, не мог не поражать исследователей своим результатом: скопище людей, населивших округу, дало миру тип, по достоинству названным Zbliznum Zhlobus, жлоб сблызновский, о чём есть неоднократные и настойчивые упоминания у Данте, как оказалось великого любителя Сан Реповских диковинок. Дант, изнемогая от скуки, организовал экспедицию. Гомосап – человек Санрепейский был найден в отвалах гранитного карьера, навеки подтвердив выводы учёных и иже с ними.
Когда Сблызнов ещё гукал в своей младенческой Средневековой постели, тот же Дант откуда-то прознал про волшебные племена тарабарских степей, и даже отложил надолго свою бессмертную «Комедию», полагая большим благом изучение этнографических особенностей приснопамятных поселений. Длительное время хромоногий Дант прозябал в свите князя Торгхольма Дюжего. Здесь он сочинял производственные гимны, пока не сбежал в деревянной повозке в Степную Пульчу, чтобы потом вынырнуть в Гамбурге советником какого-то князька. Торгхольм, сам почитавший себя бардом, постоянно насмехался над углублённым в себя иностранцем, который ко всем своим недостаткам, ещё и совсем не знал тугого лаурентского языка, несмотря на что не просто лез во все разговоры со своими гвельфами и гибеллинами, но и даже осмеливался поучать горделивого князя. Ничего не вышло у великого знатока загробного мира, ничего не получилось. Великие умы, как это замечено, осекаются на малом. Они могут понимать строение вселенной и пути целых народов, но пасуют перед тьмой одного единственного маленького человеческого сердца. Они видят сквозь века титанов, но не понимают элементарной хитрости провинциальных ничтожеств.
С тех пор, как Дарвин впервые обследовал Сблызновских аборигенов, что привело к появлению его знаменитого труда «Кабалистический Пинцет или Происхождение видов», никто не счёл нужным почтить этот город своим присутствием, дабы вторично взглянуть на этих незабываемых существ. Когда это произойдёт снова, теория Дарвина будет опровергнута попами.
Описать типаж коренного жителя нетрудно только на первый взгляд. При его примитивном строении его вид ускользает от описания, как бывает с неприметным преступником, которого видели все, но опознать которого не берётся никто. Как правило, сблызновец имел довольно мясистый и мало оформленный нос, низкий лоб с сильно выдвинутыми надбровными дугами, маленькие сверлящие глазки, пышные, похожие на усы брови, рот до ушей, сзади череп был сильно скошен, но украшен мощным волосяным валиком на затылке. Волосы имел прямые и толстые, ввиду чего расчёсывание их было практически невозможным. Тело в зрелом возрасте ширококостное, сильно развитое в тазовой области. Член маленький, но толстый и гибкий. Самки отличались приземистым ростом, визгливыми неровными голосами и донельзя прибитым или наоборот, напористым и наглым характером. Они славились требовательностью и уверенностью в своём интеллектуальном превосходстве над представителями другого пола и тому же с младых ногтей обучали дочерей. Дочери, как губки вбирали в себя древнюю материнскую науку и к моменту половой зрелости были похожи на своих матерей как две капли навоза. Детей в семьях производилось довольно много, то ли по причине доброго характера и длинной, полуполярной ночи, то ли по причине чрезвычайной смертности от междоусобных войн, государственного произвола, а также – грязи и болезней. Как-то так сразу и навсегда сложилось, что жизнь отдельного члена общины никогда ничего не стоила, и похороны были делом вполне обычным, даже чем-то приятным. Многие коренные жители, уставшие от такой жизни, ловили себя на том, что они завидуют ушедшим и жалеют оставшихся.
